Кипишнулись ответственные за «жульфикс» школьный, пошли с облавой, как те фашисты, только «шмейсеров» им не хватало. А мы под верстаками столярными загасились, все, думаем, засада. Проторчали в позах замысловатых с час, не меньше, гадом буду. Когда стихло, страсти поулеглись, мы покинули свой форпост, навязанный нам кентом Форс-мажором с его поддельничком Витьком – ванильной задницей. Ну, худо-бедно, на грудь приняли белой и на пляски. Меня интересовала только она.
– Зачем выпил, ты же обещал, – так серьезно, как взрослая, сказала она мне тогда и в глаза мне посмотрела.
Как я ее любил! Да! Тут неожиданно решил, как бы оправдаться перед дамами, а то тайную жлобу на меня затаят. Я про вышеописанное мною как-то вспомнил, говоря о девушке. Ну, я об этом нерадивом авторе, поносил его, говоря, что женщин на стрелку брать по любому не по понятиям, в реалии стрелу забобришь и к бабке ходить не надо. Поймите меня, милые леди, я ни в коем разе не хотел оскорбить прекрасную половину в целом, и уж тем более не веду пропаганду патриархата. Меня и сей строй устраивает, конечно, везде есть свои минусы. Здесь случай особый, можно сказать, эксклюзивный. Не все так просто. Дело в том, что все в жизни должно находиться на своих местах. Кто-то когда-то основал кодекс этих самых не писаных истин, и это не просто была затея тронутых умом деградантов. Это как алмаз. Только поймите верно, его берут дикий и делают ему огранку. Смотрят, какая-то грань выше остальных, с ней снова работают, доводя до логического совершенства формы изделия в целом.
Так и в жизни. Постановили люди – быть сему и на практике проверили, не проконало, не пошло, переиграли, пересмотрели и довели до рентабельного варианта, справедливого для всех, ни нам, ни вам. Нет закона, есть анархия, а это кариес общества. К сожалению, отморозков хватает во все времена, но об этом позже. И получается после всех доводок и корректировок из алмаза бриллиант. Думаю, вы понимаете, о чем я.
Так и с историей о барышне на серьезном разговоре авторитетов. Было бы вкуснее иначе, было бы иначе. Значит, в этом раскладе женщина не при делах, да и не может она быть в тот кон при них. Как пацаны не пилят в барыги? Им западло! А баба торговка, это вроде, как и нормально. Баланс! А не хаос. Хотя все уже давно замиксовалось.
Так, на чем я остановился. Ах да, школа.
Мы танцевали с ней весь вечер, и я временами выпивал с друзьями с Саньком и Мухой. Второй впоследствии станет крестным моему сыну. Накидался я тогда по самый поплавок, даже одному кенту шнопак разбил, он как-то уж очень похотливо на мою Леночку поглядывал, а впрочем, может, мне это показалось. Стебанулись мы тогда по матерому, тот енот полиэтиленовый своих индейцев подтянул, а у меня-то опричники, слава Богу, не из робкого десятка, все духовые, да еще под ваксой, хотя и те.… Но бились, чем только можно. Леночка разнимала, один фуцин ей платье порвал в запарке лихой, а она, молодцом, тоже девчонка отчаянная, стулом ему флягу разнесла. Меня выдворили, опять директор на пути оказался. И кричит:
– Я тебя не случайно, Денисов, не взял в девятый. Ты лишний раз подтвердил для меня мою правоту.
А сам ливером потрясывает, как индоутка. Это он, тупая скотина, не пропустил меня учиться дальше, пришлось поступать в технарь (ныне колледж). Можно подумать, что от перемены позывного специалисты станут лучше. В «фазан» (училище) идти мне как-то не хотелось, все же не совсем я.… Вообще, я умный, но лень родилась немного раньше, совсем чуть-чуть. А этот директор, у него была польская фамилия, имя даже не помню. Он просто патологически невзлюбил меня, до сих пор не пойму причины, хотя по большому счету мне ровно. Каждый раз он отпускал неудачные шуточки с конкретизацией на личности, и сам ржал, что тот конь.
Самодур и неврастеник закипал, когда его поддевали, а он не находил, чем крыть. Это было для него равносильно удару ниже пояса, апперкот по самолюбию. Он вечно «смачно» затягивался и вслух глотал сопли, к тому же как-то громко испортил воздух, прямо на уроке. Он вел у нас историю. Историком он был тоже так себе. Честно говорю. Так вот, бабахнул он задним соплом, все замерли, и попытались удержать в себе непроизвольные эмоции. Вы понимаете, какие. А я не смог, да и не захотел, плевать мне было на то, как после этого самодур поляк будет ко мне относиться. Расхохотался я, должен отметить, весьма задорно. Это была по крайней мере первая его «дурацкая шутка», над которой я веселился от всей души.
Наверное, это одна из причин его антипатии ко мне. Подумать дико. Учитель – директор средней школы – самозабвенно бздит на уроке, а в девятый класс не идет по этой «весомой» причине один из учеников. Бред, но факт. Эта скотина с рюкзаком на месте живота, отчасти напоминал мне переростка Карлсона. Штаны не глажены на подтяжках и под самую грудь. Снизу напоминают больше бриджи. Позже, когда мне было, наверное, уже лет 18, мне кто-то сообщил, что он умер. Я понимаю, о покойниках плохого нельзя, а с другой стороны, кто это установил. Вон наши отцы народов руками продажных историков-проституток, хают Сталина, что уши вместе с шубой заворачиваются, а ничего, только полнеют на глазах и в карманах раздаются, да костюмы то от Гуччи, то от Валентино меняют, не в пример тому же «тирану» всю жизнь проходившему в форме военной, пусть и генералиссимуса. Отвлекся ты, читатель, наверное, думаешь, что, и иные преподаватели мне были ненавистны. Не все.
К примеру, завуч. О, это Фимина и отдельная тема. Господи, как я ее хотел, возможно, больше, чем свою первую учительницу Ирину Леонидовну, а желал я вторую до истерики, как только может хотеть человечек в начально-классном возрасте, если, конечно, может. Но я хотел, помню точно, возможно, не зная как, но теоретически догадываясь. Ну, хоть прикоснуться к ее оголенной ноге в любом месте. Видел недавно, она так же хороша. Время над ней не властно, а старше-то она меня всего на каких-то 12—14 лет. Наш класс был у нее, выпускнице педучилища, первый. Я даже в тайне ревновал ее к мужу. А признался в любви совершенно неинтересной для меня девчушке. Целый урок готовился, не мог силами собраться, подарил ей самодельную вазочку. Ну, знаете, облепляешь бутылек от микстуры или аскорбинки пластилином, а после выкладываешь на нем узор горохом, пшеном, перцем-горошком, еще невесть чем. Довольно мило выходит. Если еще от души пофантазировать, а после всю эту канитель лаком покрыть. Я ей в парту подсунул, а когда уже звонок прозвенел, сказал ей:
– В общем, я тебя люблю,… поняла?
На следующий день она спросила:
– Это правда?
– Что? – спрашиваю я, как будто не понимаю.
– Ну,… то, что ты вчера сказал мне.
Я что-то, наверное, ответил, не помню. Странный я, для чего говорил ей этот бред. А хотел другую, не доступную. А вот завуч, она волновала порою, даже больше. Ножки с легкой кривизной, это всегда меня сейчас заводит, может пошло с той поры. Эротическая манера общения, как будто гипнотизирует и глаза, да все лицо у нее восточного типа, огонь – женщина. Никаких денег не пожалел бы, что бы с ней хоть одну ночь. Понимаю, переспишь, и она может, разочарует, как и большинство, но все же думаю, что нет. По крайней мере, не для галочки. Жаль, она не преподавала своего предмета в нашем классе. Я бы посылал ей флюиды.
Крамольные мысли, не правда ли?
Но зато я не думал на уроке, через какую соломину лучше всего надуть в задницу лягушку, или на каком сарае пригвоздить бездомного котенка и с расстояния в компании подобных идейных ублюдков расстреливать беззащитное мохнатое тельце гранитными залпами. Я вообще люблю и кошек, и собак.
Еще, пожалуй, я любил преподавательницу русского и литературы. Она была, впрочем, наверное, и сейчас есть, прекрасная женщина и любила свой предмет к тому же. Жаль мне ее. Она потеряла своего единственного сына. Он учился в этой же школе на год младше меня. Пацан, в общем, ничего, подрос, стал якшаться с пиздадельными, че то мутили, ну так, насколько позволяло время и возрастной ценз.
Как-то он, видно здорово накурился с приятелем и, возвращаясь домой, словил измену. Ехал ментовской уазик, а Стас, так его звали, кипешнулся не по делу. Шалушка доброй была, и ночь на дворе, может, что и чуял за собой. Мусора за ним, он в бега, они, не мудрствуя лукаво, давай шмалять. Вначале в воздух, кричат: «Стоять!». Какой там стоять. Стаса уже несло по бездорожью, ну и пуля дура нашла свою мишень. Завалили, мыши серые, пацаненка, упал, как будто просто споткнулся, да вот только подняться уже не судьба.
Еще и 18-ти не было. А был он у нее единственный сын, веселый такой при жизни, прикольный. Но она, учитель наша, молодцом. Вынесла, не сломалась, злобу лютую, видать, в себе перемолола, а это тяжелее всего. Работала и после, и никак это не отразилось на качестве. Она молодец. Не могу сказать оного о нашей классной руководительнице. Не в смысле, что она мировая чувиха – классная, а просто классуха. Эгоистичная, самовлюбленная ослица с трехметровым радиусом своего целлюлитного туза. С обкомовским менталитетом, ее муж был кулуарным бонзой, дядей с холма, партократ, особо приближенный к скипетру и державе; ум, честь и совесть нашей эпохи и т. д. А она, как здоровая губка, впитывала в себя всю богемную партсивуху, и, проходя, как утка, по коридору, расплескивала ее на ходу, обливая, не нарочно, попадавшихся ей на пути. Просто орошала своим блевантином, продуктом биосинтеза, номенклатурного аппарата и конъюнктуры светской жизни. Без принципов и особых знаний в науке преподавала географию, причисляя себя до сумасшедшего самозабвения к когорте интеллигенции. Это же страшно подумать, честно, такой замечательный, увлекательнейший предмет, как география, преподносился из ее тонких уст, трансформируясь в ее каштановой завитой голове, как нудный доклад по ядерной энергии и роли атома в жизни современного человека.
